Свежие данные Росстата о динамике промышленного производства в I квартале 2009, помноженные на результаты опросов предприятий, несут в себе тревожный сигнал – есть все основания говорить о рождении второй волны спада в российской промышленности.

Хорошая новость в том, что от декабрьско-январского «дна» падения производства все основные подотрасли промышленности все же оторвались. Кто-то побольше, как чермет, химия, легпром и леспром, а кто-то и совсем чуть-чуть – это стройматериалы, углепром и машиностроение. Но тем не менее какое-то оживление состоялось. Сразу заметим, что влияние сезонного мартовского подъема в этих данных, как и в последующих, по возможности элиминировано.

А плохая новость – «дальше вверх в марте так и не пошли». По обрабатывающим производствам в целом после сезонно-календарной коррекции виден даже небольшой спад по сравнению с февралем. Первый взгляд на ситуацию в отдельных отраслях обнаруживает, что в марте какое-то оживление все еще сохранялось (и то не сплошь, а лишь в выпуске отдельных видов продукции) в черной металлургии (рос выпуск труб и строительных стальконструкций), химии (в плюсе кокс, удобрения, химволокна и нити, трубы и иные изделия из пластмасс) и производстве обуви. К ним присоединились отдельные стройматериалы (в частности, кирпич и цемент, но это, возможно, просто не полностью снятый сезонный фактор) и некоторые продукты лесной отрасли (пиломатериалы, фанера, целлюлоза и картон).

В машиностроении слегка сдвинулись с мертвой точки автопром и сельхозмашиностроение. Хотя если сравнивать с прошлогодним мартом – то грузовиков производится четверть от былого объема, а легковушек – чуть больше трети. Да и сказать, что это именно оживление спроса посетило машиностроителей, – тоже сложно. Возможно, выбитая господдержка дает возможность автопрому некоторое время поработать на склад, а может быть – это не до конца выявленное сезонное оживление спроса. Ведь приходится с грустью признать, что процедуры отлавливания сезонных эффектов, предполагающие повторение из года в год примерно похожих рисунков изменения производства в зависимости от времени года, в связи с рецессией сбиваются.

 Продолжает падать выпуск инвестиционной продукции – технологического оборудования, станков, строительной техники. В среднем от прошлогоднего производства тут осталась примерно половина. И с учетом этого российское машиностроение, поднявшееся было на пике инвестиционного спроса в начале прошлого года аж до 90% от начального постсоветского уровня 1993 года, теперь снова близко к своему абсолютному «дну» – уровням 1997 или 1999 годов. Падает также и производство бытовых товаров длительного пользования – мебели, холодильников, стиральных машин.

А вот предсказуемый результат реакции страны на кризис – растет производство водки, равно как и сахара (что, возможно, свидетельствует о производстве спиртосодержащего аналога в домашних условиях).

Ну а что же может быть еще хуже? Результаты опросов предприятий в апреле (мы традиционно пользуемся данными лаборатории конъюнктурных опросов ИЭПП под руководством Сергея Цухло и опросными индексами банка VTB Capital) по апрелю говорят о том, что мартовская приостановка отскока промышленной динамики – это не случайность, а, скорее всего, начало второй волны спада. Опросы показывают, что еще на рубеже февраля-марта резко ухудшились ожидания в отношении спроса, особенно в химии и – казалось бы, куда уж дальше – в машиностроении. Несколько меньшие, но тоже опасения за будущий спрос ощущались в чермете и – новое явление – в пищевой промышленности.

Ее основных причин несколько. Первая и довольно очевидная – падение доходов населения в связи с прошедшими и планируемыми сокращениями персонала. Это указывает на вероятность как минимум сохранения, если не дальнейшего сжатия, низкого потребительского спроса. Уже в феврале оборот розничной торговли сократился на 2,4% по сравнению с аналогичным периодом прошлого года. А в марте, если отбросить календарный фактор, производство основных видов еды (хотя, понятно, это последнее, от чего откажется потребитель) из-за падения доходов пошло вниз по сравнению с февралем. Люди начинают питаться заметно проще.

В марте по промышленности в целом выросло число предприятий, планирующих дальнейшее сокращение персонала (до 35% – это примерно соответствует уровням октября и января). Крайне негативно складывается динамика планов увольнений в машиностроении. Мартовские намерения в этой отрасли, где занято до половины всего промышленного персонала, оказались худшими по сравнению со всеми кризисными месяцами. А самые массовые увольнения возможны в ближайшие месяцы в металлургии.

Вторая причина – сохранение, несмотря на это, у основной массы предприятий низкой рентабельности, не позволяющей значительному массиву предприятий – таковых, по собственному признанию опрашиваемых, стало в апреле больше половины, 52% опрошенных, – привлекать и обслуживать банковские кредиты. Еще в марте считали себя способными выдерживать условия банковского кредитования более 60% опрошенных предприятий. Отсутствие кредита, даже если отвлечься от инвестиций, может урезать возможности работы на склад, особенно для производств сезонного спроса – кирпича, цемента и т. п., снизить спрос на формирование запасов сырья и материалов.

На фоне сужения возможности обслуживать привлеченные кредиты оценка доступности кредита резко улучшилась в апреле (28% опрошенных сочли кредит доступным для себя против 23% в марте). И это вместе с сузившимися возможностями предприятий повышает риски ошибочного кредитования, закладывающего в будущем условия для невозврата ссуды. По данным проведенного ИЭПП выборочного обследования, политика банков, отказывающих в предоставлении кредита, с этой точки зрения выглядит корректной в отношении стройматериалов (71% опрошенных предприятий отрасли заявили о неспособности обслуживать кредит, только для 14% кредит доступен и есть возможность платить). Адекватна жесткая кредитная политика применительно примерно к половине машиностроительных предприятий. Чересчур жесткой выглядит кредитная политика в отношении металлургических предприятий, а также в пищевой промышленности – доля платежеспособных предприятий превышает их количество, которые реально имеют доступ к кредитам. Слишком рискованная кредитная политика ведется в отношении леспрома (примерно 20% предприятий, получающих кредиты, не видит возможности их обслуживать).

Правда, металлурги и лидеры-пищевики, вероятно, все еще имеют доступ к западному финансированию в тех или иных формах. А вот машиностроение, кроме непотопляемого ВАЗа и оборонки, предоставленное «невидимой руке рынка» (по-видимому, не слишком хорошо приспособленной к процессам организации этих сложных производств, созданию работоспособных инженерных коллективов и т. п.), мы, похоже, в этих условиях окончательно теряем.

Третья причина – дефляция в ценах производителей в обрабатывающих производствах и возобновившееся реальное укрепление рубля. Издержки компаний продолжают расти, хотя темпы этого роста в марте снизились по мере затухания эффекта ослабления рубля и повышения тарифов. Но низкий потребительский спрос ограничивает для российских производителей и компаний сферы услуг возможность перекладывать рост издержек на плечи потребителей и также ведет к убыткам.

Что касается девальвации рубля, которая, как считается, создала мощный стимул к снижению импорта и потенциально – к импортозамещению, то, по оценкам (конечно, можно с ними спорить), выходит, что только 20% физического сокращения импорта связано с курсовым фактором, остальные 80% – с падением совокупного спроса (причем влияние курса на совокупный спрос тут тоже учтено). Импорт пошел вниз раньше и быстрее, чем рубль стал реально слабнуть. Так что рубль «передевальвирован» в расчете на спад, но «недодевальвирован», если принять во внимание возможность восстановления спроса (в обозримом будущем вряд ли). По мере развития спада из-за падения спроса на импорт создается дополнительный цепной эффект укрепления рубля, что, в свою очередь, может толкать вниз конечные цены и, соответственно, рентабельность в промышленности.

Следующие две причины локализованы во времени, но, похоже, их действие придется именно на апрель-май. Это исчерпание февральско-мартовской волны спроса на промежуточную продукцию, вызванную «подъеданием» запасов сырья и материалов (металла, пластмасс, стройматериалов), закупки которых первыми попали под урезание еще осенью. Сейчас, похоже, эти запасы пополнены как у потребителей, так и у производителей промежуточной продукции, и соответствующие отрасли снова отдыхают.
Наконец, последняя, пятая причина – это резкое падение оптимизма в отношении спроса в госсекторе, по-видимому, в связи с исчерпанием импульса новогодней волны бюджетных расходов. В марте более или менее положительная динамика выпуска поддерживалась за счет госпредприятий, спрос на их продукцию перестал снижаться. Но сами они оценивали это явление как временное. В марте бюджет снова сведен без дефицита – и, стало быть, отсутствие госфинансирования могло стать причиной спада. Прогнозы выпуска в этой группе в марте резко ухудшились. Правда, в результате предполагаемый темп падения выпуска на госпредприятиях лишь сравнялся (после февральского взлета) с оценками падения выпуска в предприятиях других форм собственности.

Все эти соображения указывают, что прогноз МЭР – в основе которого две довольно сомнительные предпосылки, что (I) кризис не затронет потребительский спрос и (II) падение инвестиционного и экспортного спроса будет в значительной мере компенсировано импортозамещением (итог – лишь –2,2% по ВВП за год), – чересчур оптимистичен. Сам МЭР уже оценил падение в I квартале в 7% по сравнению с тем же периодом прошлого года. Аналогичный показатель VTB Capital на основе опросного индекса PMI –4,4%, однако сами авторы исследования признают, что их оценка слишком оптимистична, поскольку не учитывает ситуацию в строительстве. Пересмотренные прогнозы независимых аналитиков – в среднем в районе –4% падения ВВП по итогам года (в частности, UniCredit Bank Austria дает –3,6% исходя из ожидаемого спада потребления на 7%).

По материалам «Эксперт Online»