— Восстановился ли рынок минудобрений после кризиса? Каких результатов вы ожидаете в 2010-2011 годах? — Мы ожидаем, что в 2010 году результаты будут существенно выше, чем в 2009 году. Объем производства увеличится, и мы считаем, что, так как происходит нормализация рынка, наша выручка вырастет на 25-30%. Прошлый год был крайне тяжелым после рекордного 2008 года, когда у производителей удобрений были фантастические прибыли. Где-то со второго квартала 2010 года началось восстановление рынка: увеличились физические объемы продаж, появилась коррекция цен в положительную сторону. Мы полагаем, что 2010-2011 годы будут позитивными также и потому что проекты, заявленные крупнейшими мировыми производителями, например, Maaden, либо задерживаются, либо переносятся. Да, они будут реализованы, но существенного перепроизводства ни по азотным, ни по фосфорным удобрениям в ближайшее время не будет. — Вы тоже отказались от каких-то проектов? — “Еврохим” в 2009-2010 годах не приостановил ни одного инвестпроекта, хотя нам было тяжело и мы серьезно думали, как быть в условиях пика кризиса, так как у нас есть ковенантное ограничение по кредитам. Самые плохие результаты получили за четвертый квартал 2008 года и первый квартал 2009 года. Но последние два-три квартала идет стабильное улучшение результатов. В 2009 году мы запустили первое в России производство гранулированного карбамида. В июле — второе отделение цеха Новомосковского “Азота”, так что сейчас компания — один из крупнейших производителей карбамида в Европе. Идут окончательные работы по сдаче терминала по перевалке удобрений в Туапсе с инвестициями более $170 млн. Также недавно мы ввели в строй цех по производству кормовых фосфатов на заводе Lifosa. — В Туапсе у вас не было проблем со строительством, но теперь из-за постоянных митингов протеста вы не можете запустить проект… — Мы очень тщательно относимся к соблюдению всех требований законодательства, прежде всего природоохранного. Когда в марте произошли известные события в порту Туапсе (“Еврохим” провел тестовую загрузку удобрений, после которой несколько человек пожаловались на плохое самочувствие, а экологические организации обвинили компанию в гибели двух дельфинов.— “Ъ”), мы не нанесли никакого ущерба ни окружающей среде, ни кому-то другому. Протесты против терминала в Туапсе нам понятны, и их источник — не в области законодательства, а скорее в области психологии. В Туапсе внимание к окружающей среде обострено Олимпиадой и тем, что юг России — курортный регион. Мы конфликтуем не с точки зрения законодательства, а с позиции “нравится — не нравится”. Общие выбросы в Туапсе составляют порядка 10 тыс. тонн вредных веществ в год. Нам разрешено выбрасывать всего 4 тонны. Величины несопоставимые. Более того, не знаю, смешно это или обидно, мы продаем удобрения рыбоводческим хозяйствам на юге России, которые используются как кормовые добавки для питания рыб, о которых все так заботятся. После обострения ситуации в марте мы еще раз проверили все оборудование, доделали строительные работы. Мы провели международную экспертизу, еще раз проверили с точки зрения повышенных требований работу всех узлов и агрегатов, ограничения по природоохранной зоне. В ближайшие месяц-два мы закончим этот процесс. Но так как для нас крайне важно общественное мнение, мы будем вести себя осторожно и прозрачно, участвуя в нескольких программах по улучшению качества жизни населения в городе Туапсе, чтобы впечатление от нашей компании было позитивным. Если меня спросят: что вы сделали для нужд города, я могу ответить, и это будет понятно простым людям. А если спросят людей, которые скандалят, что они сделали для улучшения качества жизни в городе, я сильно удивлюсь, если они что-то конкретное смогут сказать. — Когда терминал может быть запущен? — Терминал находится в состоянии сдачи, но около десяти ведомств должны провести проверки, подписать документы. Мы не можем говорить за организации, ответственные за процесс приемки предприятия в эксплуатацию. Я думаю, что это произойдет в ближайшее время, месяц, максимум два. — Сейчас у вас конфликт еще на одном предприятии — Lifosa. Вы не можете договориться о цене выкупа акций у миноритариев? — В течение 2009 года мы получили более 95% акций Lifosa и воспользовались нашим правом довести пакет до 100%. Согласно литовскому законодательству, мы обратились в соответствующие государственные органы, согласовали оценку и приступили к процедуре выкупа акций. Миноритарии, которые не согласны с оценкой, это их право, могут оспорить ее в суде. По нашей оценке, судебные процессы могут продлиться и год, и полтора, но это абсолютно нормально. Мы не видим никаких проблем, связанных с влиянием на деятельность компании либо на какие-то ее другие аспекты. — Вы владели 10,12% акций немецкой K+S, но летом продали 0,11%.Что произойдет с бумагами дальше? — Мы приобрели пакет акций K+S по двум причинам. Первая — это как резерв ликвидности. На тот момент у нас была некая прибыль, но мы знали, что ее придется потратить на инвестиции внутри компании, а выплачивать дивиденды — нерационально. Надо было как-то реализовать избыточную ликвидность, понимая, что в течение какого-то периода нам деньги будут нужны. Так как в рамках стратегии нам интересен калий, мы купили акции калийной компании. На сегодня мы к этой инвестиции относимся больше как резерву ликвидности, и если нам необходимы денежные средства, мы последовательно уменьшаем этот пакет. Никаких других позиций по этому активу нет. За этот период мы получили неплохие дивиденды, и даже, несмотря на кризис, наша инвестиция не обесценилась: сегодня мы фиксируем пусть небольшую, но прибыль, если продаем акции. Вторая причина. Мы стремимся к тому, чтобы не только быть ведущим производителем удобрений, но и, желательно, рентабельной компанией, то есть вертикально интегрированной. Для этого нам нужно внутри компании иметь производство сырья — это апатитовый концентрат, который мы производим на Ковдорском ГОКе, и калийные соли. Сегодня с помощью K+S мы участвуем в калийном бизнесе, что есть в нашей долгосрочной стратегии. И будучи миноритарным акционером такого достаточно большого производителя, понимаем, как работает калийный рынок, какие на нем тенденции, что с ценами происходит. Это крайне важно для успешной реализации собственных проектов. Мы приобрели калийное Гремячинское месторождение в Волгограде, затем начали проект в Перми на Верхнекамском месторождении, и там K+S рассматривался в качестве иностранного партнера. У нас была очень долгая дискуссия внутри компании, есть ли на рынке специальная экспертиза по строительству калиевых предприятий, есть ли рациональный способ найти какого-то партнера, специального эксперта. Так как практически никто, кроме “Беларуськалия”, не строил новых объектов. Получилось, что эту экспертизу надо создавать, мы, наверное, уже две трети этого пути прошли. Поэтому наша сегодняшняя позиция: мы ни с кем переговоры о партнерстве на данный момент не ведем, у нас достаточно ресурсов для того, чтобы эти проекты самостоятельно реализовывать. — То есть пока нет планов по полной продаже K+S? — Нет, мы рассматриваем инвестицию как портфельную в данный момент, и решение о выходе или не выходе носит сугубо финансовый характер. Решение будет приниматься в рамках потребности в капитале для собственных проектов. — Насколько калийные проекты обеспечены финансами? Сколько планируется вложить в Гремячинский и Верхнекамский проекты? — В целом компания планирует инвестировать в 2011-2015 годах порядка $1 млрд в год. На калийные проекты будет уходить более 60% средств. Мы ожидаем, что сможем инвестировать из собственных источников в зависимости от конъюнктуры эти средства не менее чем на 70%. У нас есть два источника средств: продажа акций K+S и увеличение кредитной нагрузки. Мы можем задействовать второй источник, немножечко рискнув. Как консервативная компания, мы тщательно соблюдаем ковенанты и не хотим, чтобы у нас соотношение долга к EBITDA было больше 2,5. По итогам первого полугодия оно составляло менее 2. Поэтому можно увеличивать долг только после того, как будем уверены, что в заявленные сроки, например до 2014 года, начнем производство калия и будем находиться на грани максимально приемлемого для нас уровня долга. Наверное, новые заемные средства можно привлекать ближе к 2013 году. — Не планирует ли “Еврохим” продавать собственные акции? — Технически как с точки зрения отношения с кредиторами, так и с точки зрения корпоративного качества компании у нас одна из самых высоких степеней готовности в отрасли и, наверное, в России. Рейтинг кредитоспособности у “Еврохима” на уровне лучших металлургических компаний. У нас есть стратегия выхода на привлекательный рынок калийных удобрений на высокой конкурентной позиции. Но в то же время в России идет рост цен на газ, и это сложный вопрос для отрасли удобрений в целом. Но к этому, я надеюсь, мы тоже готовы: мы производим продукты с максимальной доходностью, активно развиваем внутренний рынок, где у нас есть преимущество по расположению предприятий, а также агрессивно реализуем программу сокращения издержек. В 2003 году у нас работало более 33 тыс. человек, а продукции мы делали на треть меньше. Сейчас у нас работает 20 тыс. человек, и мы выпускаем в 1,5 раза больше продукции. При этом у нас нет необходимости, даже при реализации огромной инвестпрограммы, в привлечении нового капитала. Так что если мы и хотим быть публичной компанией, то не в ущерб существующей стоимости капитала. Для нас IPO — это не привлечение средств для решения какой-то проблемы, а правильная оценка компании. Если четыре-пять лет назад, когда российские эмитенты выходили на рынок, была премия, то сегодня ее тяжело получить. IPO не должно проводиться любой ценой. — Сейчас обсуждается слияние “Уралкалия” и “Сильвинита”. Вы не боитесь, что в результате возникнут проблемы с поставками сырья? — Так как “Еврохим” не производит значительного количества сложных удобрений, этот вопрос существенно на наш бизнес не влияет. Мы абсолютно спокойно относимся к любым видам контрактов или соглашений, потому что видим конец этим отношениям после того, как запустим собственное производство хлористого калия. Параллельно увеличим выпуск сложных удобрений. — Как будущему производителю калия вам объединенная компания будет угрожать? — В рамках соблюдения законодательства и интересов всех компаний во взаимодействии, мы абсолютно не видим в этом проблемы. Мы предполагаем, что сможем производить в Перми более 2,5-3 млн тонн калия в год в период после 2017-2018 года. По итогам второго этапа проекта в Волгограде сможем производить 4,6 млн тонн калия в год. В целом объемы выпуска будут больше, чем сегодняшняя мощность “Уралкалия” или “Сильвинита” по отдельности. Поэтому мы не будем маленьким производителем. С точки зрения монополизации рынка, мне кажется, вопрос не в том, чтобы не допускать объединения. Если государство нормально отрегулирует рынок калия или создаст такие условия, когда будет выгодно работать в России, когда будет более или менее прозрачной система поддержки и переработки калия внутри страны, то какая проблема может быть? Тем более что калий — это продукт глобальной торговли. Поэтому наоборот, мне кажется, надо всячески поддерживать создание крупных российских компаний, которые могут быть значимыми в мировой индустрии. С текущей ситуацией и прогнозом развития российского рынка минеральных удобрений можно познакомиться в отчете Академии Конъюнктуры Промышленных Рынков «Рынок минеральных удобрений в России». Коммерсант |
