«В разгар кризиса мы сформировали четыре фонда», — Алексей Коробов, генеральный директор Российской венчурной компании Вкладывать деньги в российские венчурные фонды?! Лучше я возьму $100 000 и поставлю их в казино на красное, результат будет столь же предсказуем!«- так заявил один иностранный инвестор генеральному директору РВК Алексею Коробову года полтора-два назад. Но теперь, по словам Коробова, этот иностранец сменил высокомерие на живую заинтересованность и уже обсуждает с ним, в какие венчурные проекты лучше вкладывать деньги. О том, как изменилась российская венчурная индустрия за это время и какую роль в изменениях сыграла РВК, он рассказал в интервью «Ведомостям». Биография Родился в 1967 г. в Ленинграде. В 1986–1988 гг. проходил службу в армии, в 1993 г. окончил Академию Министерства безопасности России по специальности «правоведение» и до 1998 г. служил в ФСБ России
________________________________________ 1998
вице-президент «Отделения Международного союза экономистов в Санкт-Петербурге»
________________________________________ 2001
советник первого заместителя полпреда президента РФ в Северо-Западном федеральном округе
________________________________________ 2004
руководитель аппарата бюджетного комитета Госдумы, затем – первый зампредседателя РФФИ
________________________________________ 2007
назначен генеральным директором ОАО «Российская венчурная компания»
________________________________________ Российская венчурная компания
государственный фонд фондов создана в 2007 г.
100% акций принадлежит государству.
капитал – 30 млрд руб.,
из них размещено 9,31 млрд руб. РВК участвует в капитале семи фондов – «ВТБ – фонд венчурный» (объем фонда – 3,06 млрд руб.), «Биопроцесс кэпитал венчурс» (3 млрд руб.), «Максвелл биотех» (3,06 млрд руб.), «Лидер» (3 млрд руб.), «Тамир Фишман Си ай джи венчурный фонд» (2 млрд руб.), «С-групп венчурс» (1,8 млрд руб.) и «Новые технологии» (3,06 млрд руб., в стадии формирования). Доля РВК в каждом фонде – 49%. — Кто пригласил вас на работу в РВК? — Герман Оскарович [Греф]. На тот момент главная проблема была связана со становлением РВК, и основная задача, которую передо мной поставили, — активное продвижение компании на рынке и абсолютная прозрачность того, что мы делаем. Я считаю, что за два года мы с этой задачей справились. — Считается, что люди, служившие в ФСБ, склонны к излишней закрытости в тех делах, которыми они занимаются. А перед вами, получается, была поставлена прямо противоположная задача. — Я бы не ставил такое клеймо — «служил» или «не служил». Мне больше нравится международный подход, когда говорят: работал на государство. В те времена я работал на государство — и сейчас тоже. Открытость или закрытость должны происходить не из личного желания или склонностей, а из тех критериев, которые предъявляются к реализации определенной программы. В случае с РВК это как раз максимальная открытость для рынка. Если бы государство не хотело развивать высокие технологии и привлекать частных инвесторов для этого, не было бы никакого частно-государственного партнерства, можно было бы единолично всем управлять, создавать венчурные фонды с участием одной РВК и не раскрывать информации об их деятельности. Но задача стоит — сформировать венчурный рынок и привлечь максимальное количество частных инвестиций. Без открытости, понятных правил и комфортных условий это сделать невозможно. К тому же на формирующемся рынке все учатся друг у друга. Поэтому мы открыты. Для меня важнейшим результатом работы нашей команды является то, что управляющие компании воспринимают нас как равноправного партнера. У нас не было еще ни одного проекта, по которому мы после обсуждений не приходили бы к консенсусу. — Как экономический кризис отразился на деятельности РВК, на взаимоотношениях компании с частными инвесторами? — Первое: то, что нам удалось сформировать новые фонды в кризис, — результат удачной программы, предложенной РВК. Мы присутствуем в фондах достаточно большим объемом капитала — 49% от его размера. Частный инвестор видит, что государство готово разделять с ним риски, и более охотно идет к нам. Второе: за последний год удалось реализовать новации российского права, и теперь в закрытых паевых инвестиционных фондах (ЗПИФ) используется система поэтапной оплаты пая. Например, если создается фонд объемом 3 млрд руб., то управляющей компании в первый год необходимо получить от инвесторов-пайщиков всего 600 млн руб. — за первый год деятельности фонда они, как правило, успевают проинвестировать не более этого объема. Третье: компании на стадии start-up, в которые мы инвестируем, и так вынуждены на всем экономить вне зависимости от кризиса, а сейчас понимают, что, если не привлекут финансирование из венчурного фонда с госучастием, им ничего не останется, как разориться. Соответственно, они более охотно идут на переговоры с венчурными фондами. И зачастую в проекты, которые раньше стоили в два-три раза дороже, можно входить с существенным дисконтом, что с точки зрения будущего выхода из этих бизнесов опять же хорошо. — В чем принципиальное отличие вашей корпорации от других государственных институтов, которые работают в сфере высоких технологий, таких как «Роснано»? — Мы акционерное общество, а не государственная корпорация. Я считаю, что со стороны государства это была очень правильная идея, которая позволяет РВК как «фонду фондов» более гибко взаимодействовать с рынком. При принятии какого-либо решения мы руководствуемся регламентирующими документами компании, основанными на корпоративном законодательстве, т. е. для осуществления нашей текущей деятельности не требуется дополнительных решений правительства.
|
